АТАКУЮ. ПОТОПИЛ.
Ученику и учителю
Документальная повесть
о жизни и подвигах летчика-североморца
Евгения Францева
“Тот, кто побывал в нескольких торпедных атаках, все, считаю - большие, смелые люди. Ведь каждая из них - море огня. Это - воскрешение, второе рождение. Больше пяти раз я бы не советовал в них бывать “
(Из фронтового дневника героя)
Имя героя присвоено средней школе № 9 в уральском городе Чернушка.
Свои крупнотоннажные транспорты фашисты сопровождали усиленными конвоями. Их в два-три кольца окружали до 15-16 боевых кораблей, а с воздуха прикрывали истребители. Добавьте к ним береговые батареи, под защитой которых обычно шли караваны... Получается, в общей сложности, несколько сотен стволов.
В момент атаки все это стреляло. Море буквально бурлило, кипело и горело впереди... А нам еще предстояло снизиться над его уровнем до двух-трех десятков метров, пробиться сквозь эту плотную завесу заградительного огня и, точно прицелившись, направить торпеду в борт идущего транспорта. И, если это удавалось, транспорт был обречен...
Такая атака была под силу только мужественным людям, обладающим отменной техникой пилотирования, храбрым сердцем, холодным и трезвым умом. Именно таким и был Евгений Иванович Францев.
П.А. ГАЛКИН,
Герой Советского Союза,
бывший штурман экипажа
самолета-торпедоносца Е.И. ФРАНЦЕВА.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Слово редактору
Я трижды смотрел фильм “Торпедоносцы” Ленинградской киностудии, в основе которого лежат документальные события далеких военных лет. Трижды! А мог бы еще, и еще... Они, эти славные, бесстрашные ребята, остались в моей памяти навсегда!
Да, я с ними не был знаком, но я навек благодарен им за их мужество и смелость в лихую годину, за их отчаянную любовь к Родине, их безграничную ненависть к врагу. Презревшие смерть, многие из них бесстрашно сложили свои молодые жизни к алтарю великой Победы...
Был среди этих молодых героев и мой земляк, выпускник той же школы, где я учился позже. - Евгений Францев.
В Североморске свято чтут аллею летчиков-героев. Там стоит и бюст моего земляка, летчика-торпедоносца Евгения Ивановича Францева, погибшего в просторах Баренцева моря. Тогда ему было всего-навсего 22 года.
Его короткой, но яркой жизни, отчаянным и смелым подвигам и посвящена эта книга. Она написана директором Чернушинской средней школы № 9 Равилем Габделхаковым, той самой. в которой обучался летчик-герой и которой присвоено его имя.
Эрнест ЧЕРНЫШЕВ,
редактор книги
Слово автору
До 1979 года я не знал о Евгении Францеве, ничего не слышал о морской авиации, ставшей для него смыслом жизни. Но потом не раз читал о нем в газетных и журнальных публикациях, изучал его письма, дневники, воспоминания его друзей и родственников. А главное - слушал рассказы его братьев и сестер - живые, наполненные любовью к нему, и мне уже кажется теперь, что я был с ним знаком, наблюдал за ним, хотя и ни разу не разговаривал. Я смотрел в чистые, словно промытые, северные небеса, на тяжелые волны Баренца и вспоминал его...
Полвека студеное Баренцево море хранит тайну случившегося с самолетом и его бесстрашным летчиком, отважным экипажем после атаки торпедоносца на немецкий транспорт в Пор-сангер-фиорде 15 сентября 1944 года в 17 часов 20 минут московского времени...
Но память о погибших героях, о Францеве жива. Она уже стала частью истории Великой Отечественной. Родные, близкие, однополчане очень долго ждали Евгения, не верили в то, что он мог покинуть их навсегда. Школа тоже не забывала его: он как бы продолжал находиться в ее классах, присутствовать на уроках.
Размышляя над жизнью Евгения Францева, поражаешься ее цельности, завершенности. Свою цель он определил еще мальчишкой. И достиг ее...
Невольно задумываешься - откуда у него такая устремленность? У обычного, на первый взгляд, мальчишки? У ее истоков - прекрасная русская семья Варвары Васильевны и Ивана Дмитриевича Францевых. Эти простые люди воспитали десять детей. десять достойных граждан нашей страны, среди которых и вырос человек с большой буквы - Францев Евгений Иванович.
Материал о Францеве я собирал 19 лет, видел результаты своего труда и труда большого коллектива учителей и учащихся -открытие памятника, музея, присвоение школе имени Евгения Францева и. наконец, начал работу над книгой.
Много ли мы знаем о наших отцах, дедах и прадедах? Что будут знать о нас наши потомки через пятьдесят, сто и более лет. А ведь у каждого из нас была своя, наполненная событиями и чувствами жизнь, отразившая эпоху своего героического народа.
Бесценные свидетельства прошлого - письма, дневники, фотографии, хранящиеся в домашних архивах, рассказы наших бабушек и дедушек передают из поколения в поколение. Как важно сберечь фамильные реликвии, записать воспоминания, которые еще не потеряны безвозвратно.
Каждый из нас может стать собирателем и хранителем таких свидетельств, передать их детям, внукам. Тогда цель нашей жизни, история рода не прервется. Все это очень важно для воссоздания истории народа, истории нашей необъятной России.
Равиль ГАБДЕЛХАКОВ,
директор Чернушинской средней школы
№ 9 имени летчика-героя Евгения Францева.
Слово однополчанину
Мне выпало счастье быть в течение года боевым соратником и другом Евгения Францева, штурманом экипажа его самолета-торпедоносца. В боевых условиях за год совместной жизни узнаешь о человеке очень многое. Для меня Евгений Иванович всегда был живым примером целеустремленности и деятельности. Хотелось бы, чтобы образ героя помогал всем учащимся школы его имени быть достойными высоких нравственных идеалов Евгения, его постоянного стремления к познанию и трудолюбия.
Я часто вспоминаю своего командира. Его образ на всю жизнь остался в моей памяти. Я многому у него научился, многое от него перенял. Для меня он был олицетворением всего самого лучшего. Уважал его за принципиальную уставную требовательность, за товарищескую чуткость, за примерность везде и во всем. Евгений Иванович не раз водил нас на сложные боевые задания, которые мы успешно выполняли.
Надеюсь, что эта книга выйдет в свет и сыграет ту роль, которую отводят ей ее издатели и энтузиасты, принимавшие участие в подготовке ее содержания.
В период моего краткого пребывания в Чернушке в 1983 году я видел, с каким трепетом ученики школы и все земляки Евгения Ивановича относятся к минувшим событиям, к людям, причастным к недавней героической истории нашего народа. Благодаря их настойчивости, систематическому поиску и умению изучать различные источники информации, собран разносторонний и богатый материал, который, наверняка, поможет в воспитании молодого поколения, от которого скоро будет зависеть будущее России.
Павел ГАЛКИН,
Герой Советского Союза,
штурман экипажа Евгения Францева.
Тепло семейного очага
Три года мальчонке. Дитя малое, а глаза острые, жестковатые, как у батяни, Дмитрия Моисеевича. Тот был крестьянином характера твердого: исконная черта породы Францевых в ком-нибудь в семье да проявится, видно, передалась и Ивану.
Несмышленый он еще, да, видно по горящим глазам, чует свою беду: круглым сиротой остался...
Посматривают на него сельчане, вздыхают. Куда девать горемычного?
- Отдать в монастырь! - решила община. Так и поступили.
Случилось это в 1890 году. В селе Сиалейский Майдан, которое неподалеку от Саранска. Ныне Красноузельский район Мордовской автономной республики.
Монастырское воспитание известное: в строгости и в труде, учебе грамоте и почитании законов божьих. Особого тепла и ласки Иван там не чувствовал. Зато дух аскетизма усилил главные черты его характера: упорство и трудолюбие, самостоятельность и любознательность. Последнее развило тягу и к знаниям, он пристрастился к книгам и пронес это увлечение через всю жизнь. Любимые его писатели - Некрасов. Пушкин, Лермонтов.
Когда исполнилось Ивану Францеву 12 лет, покинул он монастырь, где его и не задерживали, ибо видели в нем не слугу божьего, а непримиримого атеиста, и вступил в самостоятельную рабочую жизнь на разъезде Золотковский. Это в настоящее время юг Нижегородской области, в сотне километров по железной дороге от Арзамаса в сторону Саранска. Поначалу был ремонтным рабочим, потом весовщиком. Делового, сообразительного парнишку приметили, и вот он уже дежурный по станции, а затем - начальник станции.
Пришлось и в царской армии послужить, в 1914 году демобилизовался в чине писаря и вернулся работать на старое место. Грянула империалистическая война, однако Иван в сражения не попал: с железки на фронт не брали. Прошла мимо него и революция, и гражданская война. Иван добросовестно выполнял свои обязанности железнодорожника на маленькой станции, пламя классовых схваток ее не опаляло.
Наступило мирное время. Работа у Ивана спорилась и постепенно он, как говорится, встал на ноги. Можно теперь семьей обзаводиться, да и возраст подошел. В жены выбрал себе девушку под стать - из крестьянской многодетной семьи, приученную к любому труду. Варвару Васильевну. Была она на два года моложе Ивана. Любимая и милая для него, для детей; для всех людей - добрая, открытая да к тому же - лучшая в селе певунья.
Судьбой создана была Варвара стать истинной хранительницей домашнего очага и душевной хозяйкой большой семьи. Всей ее жизнью были дети. Первой родилась дочь, назвали Марией. За ней - Александра, потом Юлия, Людмила. Наконец, появился на свет и сынок, дали имя Николай. И теперь уже Варвара Васильевна дарила мужу сыновей. Вторым был Евгений. Затем Володя, и самый младший Слава. Затем родились еще две дочери. Вот и стало в семье десять детей!
Все они были крепышами, к работе отец приучал их жестко. Спуску не давал. Впрочем, в них самих витал дух занятости делом, учебой, чтением. Все это шло от атмосферы, которую создавали родители. Богато и всесторонне одаренные, они гармонично дополняли друг друга в отношении к детям.
- Отец был человеком довольно суровым и строгим. - вспоминает Вячеслав Иванович. - А мама наоборот - удивительно мягким. Единственно - где она проявляла жесткую требовательность - отношение к учебе. И наши школьные неудачи переживала острее любых других.
Однако за видимой суровостью Ивана Дмитриевича скрывалась заботливость и справедливость. Хотя внешне он молчаливый и строгий. Даже смеялся редко. Все, что ни делал, считалось правильным. Поэтому дети даже не смели жаловаться маме. Наказывал провинившихся Иван Дмитриевич, в основном, психологически. Бывало, вызовет к большому столу проказника и с такой интонацией произнесет полное его имя (к примеру “Николай!”), что у того чуть не мурашки по спине. И стоит бедняга, опустив голову. Но рукоприкладства Иван Дмитриевич не позволял. Иногда уж так, “по шапке”, когда совсем выведут из себя.
Жизнь его семье выпала кочевая. Работая на железной дороге. Иван Дмитриевич почти каждые три-четыре года, как тогда было принято, переводился с места на место. Первые годы прошли на Золотковском разъезде близ Мурома. Здесь уже шестым ребенком и родился 8 марта 1922 года Евгений.
На разъезде было всего несколько домиков. Ребята постарше большее время года жили в интернате школы, где учились: она была на станции почти в сотне километров от дома. Однако на выходные дни школьники приезжали. Иван Дмитриевич одно время работал билетным ревизором и упаси бог попасться ему без билета. А что греха таить, ребята нередко так и ездили в проходящих поездах.
- Ваш билет? - сурово спрашивал отец и свое же дитя высаживал из вагона вместе с другими безбилетниками. А потом еще дома отчитывал:
- Это где видано! Сын железнодорожника ездит зайцем! Дома ребят обычно ожидало много работы. Семья, по сути дела, содержалась натуральным хозяйством. Был огород, держали корову, пару овец. Зарплату отца тратили на самое необходимое. Сказывалась рачительность, хозяйственность Варвары Васильевны.
- Трудно себе представить, как мама все успевала, - вспоминал Вячеслав Иванович. - Всех накормить, обстирать, обшить. Старое отцовское обмундирование, которое выдавалось на железной дороге, она перелицовывала на всех братьев по очереди.
Дома у каждого из детей были неписанные обязанности. У девочек - помогать маме. Она рано научила их шить. У мальчишек - пилить и колоть дрова, носить воду; у самых маленьких -собирать грибы и ягоды. Случалось - и рыбу ловили.
Только вот заработки легкие, “неправедные”, как их определял отец, не только не поощрялись, за них даже наказывали. Один из мальчиков где-то подобрал “плохо лежащие'' две пустые бутылки, сдал их и принес 40 копеек. Отец жестко отчитал его, даже шлепнул и велел эти 40 копеек отнести сторожу заведения, у которого ''плохо лежали” бутылки. Вот после этого дети четко уразумели слова отца: от худа добра не бывает.
Мама же истину вносила в детское сознание другим путем:
нежностью и добротой. От строгости отца дети - к ней, вроде, как под крылышко. Поворкует с ними, то же самое, что и отец скажет, только другими словами и другим тоном. Единодушны родители были почти во всем, особенно в воспитании честности. Как бы ни провинился, честно сознайся и тогда попадет меньше, чем если соврешь, а потом все узнается. Так и случилось однажды: Варвара Васильевна пару раз хлестнула Володю бельевой веревкой, когда нашла у него в кармане 20 копеек, от которых он отпирался.
Светлая березка детства
С Золотковского разъезда Ивана Дмитриевича перевели на станцию Муром, где семья поселилась в домике на опушке большого леса. Здесь к маленькому Жене пришли незабываемые впечатления: в памяти навечно остались извилистые тропинки меж могучих сосен и буйных зарослей трав; на яркой цветами поляне полуразвалившаяся церковь с березкой, выросшей из расщелины в стене; тихие улицы древнего городка: утопающие в садах дома с причудливой старинной резьбой.
Мимо них стал ежедневно проходить Женя, когда поступил в первый класс железнодорожной школы. А проучившись четыре года, мальчик попрощался с учителями и товарищами: в 1934 году отца вновь направили на другую станцию, в Шумерлю Так что учиться в пятый класс Женя пошел в новой школе. Освоился с обстановкой, познакомился с товарищами по классу, с мальчишками - соседями по улице довольно быстро. Однако уже сказывался своеобразный характер Жени Скромный, сдержанный, но с неуемным устремлением к новому, интересному, пытающийся всегда поступать правильно и справедливо, он и товарищей находил такого же склада Не любил ребят-пустословов, шумливых, задиристых. Нередко проявлялась необычная для его возраста серьезность; выделялся среди сверстников Женя и аккуратностью
Именно здесь, в Шумерле, в годы отрочества, складывается характер Жени, его взгляды на жизнь, его убеждения, увлечения, привычки. Интерес к познанию невольно вызывает стремление больше и больше читать, глубже вникать во все, что изучается в школе. К тому же отец и мать фанатично убеждены в том, что учеба для детей - святое дело. И идут на все, чтобы создать им нормальные условия для занятий.
Жить на одну зарплату сложно. Спасает хозяйское, экономное отношение ко всему Варвары Васильевны. Она даже умудряется отцовскую форменную одежду железнодорожника, когда он ее сносит, перелицевать на старшего сына - Николая. Он вырастет из нее, перекраивает на Женю. С Жени - на Володю, а с того - на Славу.
Но, несмотря ни на что, в доме постоянно появлялись новые книги. На какие деньги покупал их отец - никто не знал. Но принимали как должное и сочинения классиков, и литературу по истории, которую Иван Дмитриевич очень любил и хорошо знал. И сердился, стыдил детей, если они слабо представляли исторические события, путали даты, не знали имен знаменитостей прошлого.
У самого же - великолепная память. После ужина посадит всех возле печки и читает почти наизусть что-нибудь из классики. Или заведет речь о музыке, перескажет содержание какой-нибудь оперы. Он их много знал. Опять загадка откуда? Радио-то в доме не было.
А в другой раз детям командует: “Берите бумагу и ручки. Будем писать диктант!''. На ошибки хмурил брови, как это школьнику не знать родного русского языка. Не терпел в речи косноязычия. упрощенчества, типа “'бушмаки”, “Ну дых что”' и тому подобного, и, если слышал от своих что-либо в этом роде, ругал нещадно.
Но вот отец в хорошем настроении, и хотя. бывало, сильно устанет на работе, вечером, возьмет и придумает что-нибудь интересное. Затейник был необыкновенный. Особенно в праздники. Устраивались елки и игры, представления. Иван Дмитриевич был их душой- играл на гитаре, мандолине, даже скрипке, пел. И вместе с ним все пели, танцевали. Лучших “артистов” отец брал в клуб железнодорожников выступать в концертах и спектаклях.
Нередко после трудов праведных и когда уроки уже выучены. отец и ребята садились играть в шахматы или шашки. Особенно ими увлекались Женя и Николай. А вот карт в доме сроду не было. Отец видеть их не мог. Так же как не признавал в доме семечки, детей с рогатками, пистолетами. А его слово было законом. И воспринималось это всеми естественно, без всяких сомнений, ибо. если по большому счету, - отец всегда оказывался правым, и в принципе он был очень человечным.
С младшим сыном, Славой, случилось несчастье, когда ему было три года: поскользнувшись, упал и сломал бедренную кость. Возникла контрактура мышц. В Муромской больнице ему делали операцию. Нужны были лекарственные препараты, которых в больнице не нашлось. Иван Дмитриевич с ног сбился, весь Муром обегал и все-таки раздобыл препарат. Однако аптекарь оказался хапугой и помимо денег пришлось дать бутылку водки. За такую же цену отец приобрел и другие лекарства.
Но полностью вылечить ногу Славы удалось нескоро. До одиннадцати лет мальчик ходил в специальном корсете. Он лечился в больницах, был в санаториях, и, будучи школьником, упорно учился, зачастую самостоятельно, по учебникам. Наудачу чаще всего ему встречались заботливые, душевные люди. Они отложили в сознании Славы стремление к доброте и участию. И когда он сам стал на стезю врачевания, его непреложным правилом ста-то условие: как бы ни была скромна плата за его труд исцелителя - лечить, прилагая все силы и знания.
За год до отъезда из Мурома семье пришлось пережить очень тяжелое время. В один из периодов сложной обстановки на железной дороге (это было в 1934 году) Иван Дмитриевич, служивший тогда заместителем начальника станции, составил неправильную сводку погрузки. Из-за чего была допущена ошибка, он и сам понять не мог. Но наказание пришлось отбывать -несколько месяцев принудительных работ. После этого судимость сняли. А вообще же, слава богу, никакие репрессии семьи Францевых не коснулись.
Бурное развитие страны, гигантские стройки, глубинные социальные преобразования создавали атмосферу подъема и всеобщего энтузиазма в работе, учебе, творчестве у подавляющего большинства людей и, конечно же, особенно у молодежи.
Юный Евгений увлекается многими делами. Он готов отдаться самой дерзкой мечте - отрочество, период неудержимых устремлений, время светлых грез и прекрасных порывов. Однако Женя не был беспочвенным в желаниях, его намерения всегда реальны и разумны.
Читать, познавать, учиться - сознание этого все четче и яснее становилось для мальчика как раз в годы жизни в Шумерле. Тогда он открывал для себя много нового и интересного. Больше всего времени отдавал учебе, над учебниками и тетрадями просиживал подолгу; стремился познавать предмет глубоко, основательно сердился, если мешали, отвлекали, не терпел, когда не давали сосредоточиться. Безо всякого прогонял от себя малышей. А настроившись, с упоением разбирал сложные задания, особенно по физике, алгебре, геометрии. Иногда так увлекался, что решал задачу разными способами и с удовлетворением добивался одного ответа.
Выполнив заданное в школе, подбирал и читал дополнительную литературу, которая углубляла, расширяла знания по предмету. Хотелось познать больше других. шире, чем в учебниках. Братьям и сестрам не приходило в голову спрашивать, что Женя читает, думали, - читает что-то особенное. Настолько он казался взрослым. Его часто видели уединившимся, склоненным над книгой, хотя в этой большой семье и всегда небольшой квартире трудно было найти какое-нибудь укромное местечко. Отдельного стола для занятий не было. Все готовили уроки за большим обеденным столом. Где уж тут найдешь тихий уголок! Но Женя ухитрялся, читал вечерами и даже ночами, прикрыв чем-нибудь поставленную рядом керосиновую лампу или свечу.
Как раз в Шумерлинской школе Женя стал выделяться в учебе, здесь получает первые похвальные листы, здесь активно участвует в общественных делах, становится энергичным пионерским вожаком. Его энтузиазм и отличная учеба были отмечены путевкой во Всесоюзный пионерский лагерь “Артек”. Побывал Женя в нем летом 1937 года, после окончания 7 класса.
- Годы моей учебы в Шумерлинской школе были самым лучшим временем детства - вспоминал потом Евгений.
Здесь выработались высоконравственные особенности характера, определились его черты, хорошие привычки. Например, заметная аккуратность. Она проявлялась во всем: в учебе, любом деле, отношении к людям. Женя никогда не шел в школу в невыглаженных рубашке и брюках (причем это проявилось у него с раннего детства), а уж тем более с грязным или помятым пионерским галстуком.
Личные вещи никогда не разбрасывал, для них существовал свой уголок. Учебники и школьные принадлежности хранил в отдельном ящичке общего домашнего шкафа и непременно закрывал его на ключ, чтоб малыши не “залазили”. В ящике царил полный порядок, все стояло и лежало “по ранжиру”: отдельными стопками книги и тетради, по своим местам чернила, ручки, карандаши, перья, линейки, угольники, готовальня. Все - стройными рядами.
Сестры и братья даже завидовали такому порядку, тем более, что у них, как бы они ни желали, так не получалось. А у Жени выходило вроде само собой. Хотя он вечно чем-то занимался. Его никогда не видели скучающим, изнывающим от безделья. Наоборот, этому парню не хватало времени. Особенно, когда повзрослел. Удивляться, впрочем, не стоило: в период возмужания ум юноши впитывал все окружающее, словно губка, а глубина восприятия, тонкость чувств делали для него интересным очень многое из того. что видел, слышал, читал.
Даже домашние дела (в семье, как уже отмечалось, у всех имелись обязанности) Женя выполнял со своим особым интересом - быстро, ловко, энергично. И не как попало, а тщательно, аккуратно. Особенно, если об этом просила мама. Ведь он очень любил ее и уважал.
Однажды летом, после окончания 6 класса. Женя заинтересовался моделированием самолетов-планеров. Трудно сказать, с чего все началось: увлечение моделированием переросло в мечту стать летчиком, или, наоборот, “летная мечта” потянула к занятиям с моделями “Но, вспоминая Женю в детстве, - рассказывает его сестра Тамара Ивановна, -неизменно вижу его увлеченного работой с моделями: он нарезает и клеит папиросную бумагу, раскалывает бамбуковые палки, вырезает детали, греет их на огне свечи, гнет, затем собирает крылья, хвост, все части модели. Это было очень интересно. Однако малыши не смели мешать, следили со стороны”.
Модель изготавливалась несколько дней. И вот она создана. Наступал торжественный момент пуска ее в небо. Женя выходил на улицу, сопровождаемый оравой братьев, сестер и соседских ребятишек. Затаив дыхание, все ожидали чуда. И оно свершалось, планер взмывал вверх. Все кричали, хлопали в ладоши, прыгали от восторга, гурьбой бежали за планером и очень гордились своим братом - “гениальным” конструктором.
Впрочем, конструкторские способности Жени проявились и в том, что он смастерил коляску-автомобиль для младшего брата, Славы, который не мог ходить из-за травмы ноги, а время подошло учиться. Женя сделал ему коляску типа ручной и братишка ездил в ней в школу, везде катался, что явилось сенсацией для всех ребят улицы.
Любил Женя и поиграть в шахматы. Сразиться с ним за доской обычно садился старший брат Николай. Иной раз, увлекаясь, они забывали о времени и играли несколько часов.
Вообще в доме всегда были такие игры как шахматы, шашки, домино. В них с удовольствием играли и родители, и дети. А Евгений к шахматам питал особую страсть, когда проигрывал, довольно бурно проявлял свою досаду и стремился непременно взять реванш. Тем более, всегда участвовал в различных соревнованиях, особенно в школе, и считался сильным соперником.
Спорт, физкультура в те предвоенные годы являлись увлечением номер один в школах, учебных заведениях, на предприятиях. Молодежь тянулась к физкультурным занятиям всей душой. Всюду витала атмосфера прекрасного лозунга: “В здоровом теле - здоровый дух!” Главной целью были не рекорды, а массовость: коллективные выступления, различные соревнования, спортивные праздники, походы, марши.
Евгений в этих занятиях был особенно активным, зачастую заводилой. К тому же в марте 1938 года, когда завершал учебу в 8 классе, он вступил в комсомол, и одним из комсомольских заданий было поручение, считавшееся очень серьезным, - организовать и проводить физкультурно-спортивные мероприятия. Помимо моделирования и шахмат он увлекался волейболом, лыжами и ... борьбой с братом Колей.
Как вспоминает Тамара Ивановна, нередко братья устраивали борцовские схватки. “То ли это была своеобразная тренировка перед соревнованиями по волейболу и футболу (Николай увлекался футболом), то ли проверка сил друг друга, но боролись они серьезно. Женя сильно напрягался, видимо, ему очень хотелось победить брата, но тот оказывался сильнее: все-таки на три года старше”.
Летом 1938 года отца вновь переводят на другое место работы - станцию Сергач. Хлопоты переезда: новая квартира, новые заботы, среди которых устройство детей в незнакомую школу -далеко не из простых. Но родители об этом уже не беспокоились. Евгений, серьезный, даже чуть важный, сам выполняет это дело. Относит документы, знакомится с учителями, а когда начинаются занятия, ведет своих младших братьев Володю и Славу и сестру Тамару в школу. Самая маленькая - Наташа, еще “под стол пешком ходила”.
Сам Евгений пошел в 9 класс. Судя по школьной характеристике, выданной ему через несколько месяцев, когда семье Францевых пришлось вновь переезжать на другую станцию, в Сергаче в жизнь класса и школы он вошел быстро, уверенно освоился и проявил себя с лучшей стороны. Однако неожиданный новый перевод отца внес очередные расставания... Теперь путь семьи лежал на станцию Чернушка, где судьба уготовила Францевым самую долгую жизнь.
Клятва юности
Завуч Чернушинской железнодорожной школы № 9 Василий Харитонович Харитонов с интересом читал характеристику Евгения Францева, выданную Сергачской школой. В голове преподавателя невольно возникали сомнения - не слишком ли высоко оцениваются достоинства этого парня? Упорный в учебе, примерный комсомолец, хороший общественник. Не преувеличено ли? Василий Харитонович даже усмехнулся: общие фразы. А ему, классному руководителю, хотелось бы поглубже и конкретнее узнать эти “исключительные” достоинства новичка.
Правда, на вид он сразу понравился. Высокого роста, атлетического сложения. Глаза ясные, взгляд уверенный, но спокойный и доброжелательный. В разговоре тактичный, вежливый.
“Что ж, это располагает. Однако, однако, - повторяет про себя Василий Харитонович и решает: - Схожу-ка я к его родителям. Познакомлюсь с семьей, увижу их жизнь. И станет яснее”.
... Иван Дмитриевич и Варвара Васильевна встретили классного руководителя с почтением и доброжелательно. Угостили чаем, разговорились откровенно.
- О его учебе мы давно не беспокоимся, - махнул рукой Иван Дмитриевич. - Да и о младших тоже.
- Женя о них заботится не меньше нашего, - вставила слово Варвара Васильевна. - Сам никогда не опаздывает на уроки и им не позволяет. Пусть даже времени в обрез, вперед не убежит, а возьмет за руку, кому тоже в эту смену, и скоренько за собой. Ни за что не даст опоздать.
- А как заботится о младшем, Славе, - добавляет Иван Дмитриевич. - Слава-то у нас на костылях, нога больная, когда большой снег, ходить ему трудно. Тогда Женя в школу на саночках его везет.
- И уроки помогает учить, - вновь вступает в разговор Варвара Васильевна. - Все объясняет, объясняет, как что там решать. И ждет, когда поймут. Откуда только терпение?
- Так и нужно, - твердо заявляет Иван Дмитриевич. - Добивается, чтобы суть поняли, а потом решали. А вот немецкий язык осваивают совместно, даже экзаменуют друг друга.
- Евгений у вас старший? - спрашивает гость.
- Нет, - улыбается Иван Дмитриевич. - Старшая у нас Мария. Школу давно закончила, работала на заводе, сейчас в педагогическом институте. Вторая - Александра. Третья - Юлия. Учится на зоотехника в Москве в Тимирязевской академии. И четвертое дите - дочка, Людмила. Она тоже пожелала стать учительницей и поступила в Калининский пединститут.
- Уехала, и без нее в доме тише и как-то грустнее стало, - вздохнула Варвара Васильевна. - Ведь Людочка у нас страсть какая веселая и бойкая. Ее и прозвали пионервожатой. Заводила во всем: и спеть, и сплясать первая.
- И спортсменка, - поддакнул Иван Дмитриевич и, подбоченившись, продолжал. - А вот пятый у нас - уже мужчина, Николай. Хорошо закончил школу, уехал учиться в институт Цветных металлов и золота. Два года отлично учился. И вдруг - на тебе! По призыву комсомола принял решение пойти на флот - недавно по специальному набору послан в Ленинградское Высшее военно-морское училище имени Фрунзе.
С интересом слушал Харитонов рассказы родителей своего нового ученика, а потом поинтересовался их младшим сыном, Славой. Как же он учится с такой физической травмой.
- На отлично! - не без гордости отвечал Иван Дмитриевич. - Парнишка тоже не плох. Это ведь он выучил грамоте свою маму. - Он с улыбкой посмотрел на Варвару Васильевну. - Выполнил пионерское поручение, занялся “ликбезом” - ликвидацией безграмотности почтенных по возрасту граждан, в том числе и своей родной мамаши.
Помолчав, усмехнулся.
- То-то его прозвали “профессором”.
... Евгений с первых дней держался в классе просто и дружелюбно, с обычным серьезным отношением к учебе и комсомольским делам, общественным и спортивным занятиям. И сразу завоевал авторитет у одноклассников. Не только потому, что сам учился на отлично, глубоко вникал в предмет, но и оттого, что неустанно помогал товарищам. Бывало, зайдет их классный руководитель в общежитие-интернат школы, которое он посещал ежедневно как завуч, а там - Евгений.
Объясняет ребятам решение задач по алгебре, физике, помогает изучать немецкий язык. Склонились над столом, спокойно рассуждают. А в другой раз - разговор громкий, спорят, шумят.
Что такое? Оказывается, развели дискуссию по какому-нибудь классическому роману или обсуждают события в стране, за рубежом.
Вспоминает одноклассник Евгения Виталий Филиппов,
- В Чернушинскую школу я пришел из сельской. Вначале учиться было трудно, мои знания оказались значительно ниже, чем у моих новых товарищей. По национальности я чуваш и прежде посещал марийскую школу, русский язык знал плоховато.
В новой школе ко мне отнеслись с большим участием. Стали помогать в учебе. Особенно старался Женя Францев. В классе он был самым сильным, охотно помогал товарищам. Разъяснял, растолковывал и добивался, чтобы его подопечный во всем разобрался. К выпускным экзаменам по физике и математике я готовился с ним. Уходили к реке Танып на целый день и там занимались. Очень помог мне Женя. У нас была хорошая дружба. Продолжалась она и после того. как в 1940 году ребята и девочки нашего класса проводили меня в Красную Армию: с Женей обменивались письмами до 1944 года. когда в июне пришла от него последняя весточка...
Позади девятый класс. Пролетели и летние каникулы, полные интересных занятий, спортивных соревнований, походов, музыкальных вечеров. В 10 класс ребята и девушки пришли повзрослевшими. даже более солидными.
Евгений заметно выделяется, и на комсомольском собрании его избирают комсоргом 10 класса, а затем, на районной конференции, членом райкома ВЛКСМ. Школьная же организация комсомола доверяет ему работу заместителя секретаря.
Ощущение ответственности, важности возложенного шло в унисон с устремлениями и мечтами юноши, и Евгений как бы получает от этого дополнительный импульс к своей целеустремленности и энергии. “Во всем должен быть примером; во всех делах, больших и малых - впереди”, - пишет он в дневнике. И. как говорится, изо всех сил стремился к этому.
Безграничное увлечение юности нередко озарено видением только главного и почти не мирится с послаблением, даже если оно жизненно естественное, а то и необходимое. У Евгения это проявлялось. Он довольно резко “критиковал” тех комсомольцев, которые учились неровно или без особого усердия выполняли общественные поручения.
Не пожалел даже брата Володю. Тот подал заявление о вступлении в комсомол. На заседании комитета ВЛКСМ школы все проголосовали “за”, а вот Евгений “против”. Почему?
- Да потому, что я знаю Володю лучше всех и считаю: он еще не готов к такому серьезному шагу, - отвечал Евгений.
Сознание особой ответственности комсомольского вожака в Евгении проявлялась и в покровительственном отношении к младшим. Впрочем, так вели себя многие его сверстники. Семьи, в основном, были многодетные.
“Пятый класс, в котором я училась, - вспоминает Тамара Ивановна, - занимался в первую смену, а во вторую, в этом же помещении, - 10 класс, в котором учился Женя. Когда приходили десятиклассники, мы, малыши, еще собирали учебные принадлежности. Старшие нас не торопили, поджидали, когда все сложим в портфели. Вели себя спокойно, по-взрослому разговаривали с нами, спрашивали об учебе, пионерских делах, давали советы. Потом даже взяли шефство (правда, этот термин тогда не применялся) над нами: обучали в кружках ПВХО и ГСО (“Противовоздушная и химическая оборона” и “Готов к санитарной обороне”). И что особенно нам нравилось - приглашали на школьные вечера старшеклассников. Мы, очень довольные таким вниманием и великодушием, держались тихо, скромно, во все глаза наблюдали за поведением старших, их манерами: как они разговаривают со сверстниками, как танцуют. Одним словом, учились тому, чего в то время не писали в книгах и учебниках. По прошествии многих лет мне кажется, что большая заслуга в этой невидимой, ненавязчивой воспитательной работе была именно моего брата Жени. Ведь он был не только активным участником этих вечеров, но и главным организатором”.
Боевым организатором становился Женя при необходимости оказать помощь путейцам. На снегоборьбу выходили все учащиеся школы. Комсомольские вожаки выдвигали лозунг: все средства, заработанные на уборке снега - на оборудование физико-математического и химического кабинета. Существующий до этого был бедным. А за две зимы школьники заработали столько денег, что на них закупили оборудование, превратившее кабинет в образцовый: по оснащенности он занял второе место среди школ Казанской железной дороги.
Каждый день у Евгения заполнен до предела. С утра - домашние дела, уроки, после обеда - школа. Вечером - общественные занятия. В них он внес и давнишнюю семейную увлеченность самодеятельным искусством.
В школе действовали хоровой и драматический кружки. Евгений с удовольствием занимался в них. В празднике, иногда по воскресеньям, хористы спешили в большое деревянное здание. что стояло неподалеку от школы, - районный Дом культуры. Выступали с концертами. Играл и духовой оркестр. По выходным под его музыку устраивались танцы.
Надо сказать, что руководил оркестром на общественных началах одноклассник Евгения Юрий Баландин. Одаренный музыкальными способностями, он был душой оркестра и заводилой вечеров и концертов. Играл на многих инструментах: трубе, альте, баритоне. Десятиклассники считали оркестр своим. Ведь в нем играл еще один из них - Игорь Гурин. который был хорошим баянистом. Он же аккомпанировал школьному хору.
В хоре Евгений Францев чувствовал себя рядовым исполнителем, а вот в драмкружке - тут уж он выделялся. С восторгом воспринял предложение руководителя кружка, учительницы по литературе Полеско поставить любительский спектакль о пограничниках Дальнего Востока. Пьеса называлась ''Падь серебряная”.
- В ней очень интересен главный герой - полковник Красной Армии, - добавила учительница.
- Роль интересная, но сложная. - согласился Евгений. - Как вы думаете. Олимпиада Ивановна, кто бы мог ее сыграть?
- Думаю, что у тебя она получится лучше всех, - улыбаясь. отвечала руководитель кружка.
Так и решили Готовили кружковцы постановку вдохновенно. учили роли. анализируя и критикуя друг друга, подбирали костюмы. мастерили декорации. Самыми деятельными помощниками режиссера - Олимпиады Ивановны Полеско были Евгений Францев и секретарь комсомольской организации школы Екатерина Мартазова. Она. правда, не играла в спектакле, но была, как и Евгений, помощником режиссера.
Роли исполняли, в основном, их одноклассники: Михаил Глухов. Дмитрий Чертаков, Алексей Цапкин, Петр Швецов, а друг Евгения - Виталий Филиппов играл сержанта-пограничника.
В день премьеры все страшно волновались. Шутка ли, спектакль будет смотреть вся Чернушка! И в самом деле зал был полон. Занавес раздвинулся, и глаза зрителей обратились на сцену...
Вначале юные артисты были скованы, чуть ли не путались, но вскоре разыгрались, особенно Евгений. Он самозабвенно вошел в роль патриота-командира и даже не столько был ''артистом”, сколько естественно выражал свою увлеченность высоки ми идеями защитника Родины. И здесь, в любительском спектакле, на скромной сцене районного Дома культуры. пусть с наивным пафосом, но искренне, от души, твердо и непоколебимо прозвучала клятва будущего героя России.
... Зал был полон аплодисментов.
Успех окрылил самодеятельных артистов. И они надумали поставить спектакль по классическому произведению. Выбор пал на поэму М. Лермонтова “Песня про царя Ивана Васильевича и купца Калашникова”. Конечно же, роль богатыря-купца была поручена Евгению. Внешность его, как нельзя
более подходила к облику русского молодца эпохи Ивана Грозного.
“Я с нетерпением ждала спектакль, - вспоминает Наталья Ивановна, сестра Евгения. - Наконец, этот вечер настал. Смотрю на сцену, вижу купца Калашникова, как настоящего, и не узнаю в нем Евгения. Вылитый торговый гость старорусских времен. Только характерные нотки голоса выдавали в нем родного брата.''
Главным героем любовались многие, в том числе и Вера Плеханова. Она за год до этого закончила 10 класс, но осталась в школе пионервожатой. Возможно, Евгений знал ее, но, как говорится, его сердце ждало своего часа. И вот однажды их глаза встретились: приятное, томное чувство разлилось в сознании и душе каждого. “Увиделись - и словно биополе между нами возникло. - вспоминала потом Вера Васильевна. - Никаких слов о любви, однако, не произносили. Просто старались побольше находиться вместе”.
Как оценить эти отношения юных сердец? Конечно же - сдержанностью чувств, воспитанных целомудренной этикой строгой комсомольской атмосферы того времени, верными и послушными детьми которой были многие молодые энтузиасты построения социалистического общества. Тогда даже слово “любить” заменяло слово “дружить”.
А Евгений ведь уже дружил. С одноклассницей Катей Мартазовой. О том, как началась эта дружба, Евгений вспоминает впоследствии в одном из своих писем.
“Хорошо помню тот день, когда мы с Колей шли полями, без дорог в Брод на пионерский костер, где ты была пионервожатой. Там, вечером, Коля познакомил меня с тобой. Особенно помню тот день, когда пошел с Милой в Дом культуры и я пригласил тебя танцевать. Как смущался потом, что плохо танцую и многие смотрят на неуклюжего новенького. В общем чувствовал себя неловко. После этого я долго не решался танцевать..”.
Однако дружба с Катей Мартазовой завязалась. Впрочем, в самом деле, они только дружили в истинном смысле этого слова. У Кати был патефон - большая редкость в то время - одноклассники нередко собирались у нее. В общей компании бывала и Вера, приглашала всех, в том числе и Катю к себе в гости, в деревню неподалеку, где жила. Все держались друг с другом просто и искренне.
Вот как рассказывала впоследствии обо всем этом Вера Плеханова. Вспоминая Евгения той поры, она видит его высоким и стройным: с голубыми глазами, которые иногда кажутся серыми; со светлыми, слегка вьющимися волосами; прямым носом, приятной застенчивой улыбкой.
Одевался Евгений скромно, но всегда и во всем был аккуратен. Доброжелательный, приветливый, он быстро сблизился с одноклассниками, а потом вошел в ряд активистов школы. Стал председателем совета дружины и членом комитета ВЛКСМ. Увлекался занятиями в драмкружке.
Учился Женя только на “отлично”. Любил математику, историю, литературу, особенно стихи. Читал исключительно много. И охотно помогал в учебе товарищам. Ему нравилось объяснять ребятам решение сложных задач, формул, теорем. Но когда его хвалили или ставили в пример за хорошую учебу - смущался, отмахивался: мол, не за что его превозносить, так как хорошо учиться - обязанность каждого школьника.
И вместе с тем был снисходителен к слабым, не высмеивал их, не оскорблял, не обижал, а вот помощь мог оказать любому.
Как Евгений относился к девушкам? Вера рассказывает об этом хотя и сдержанно, но тепло и откровенно. Сердечные увлечения как Евгения, так и свои, затушевывает понятием дружбы. О любви не произносилось ни слова, лишь осторожно говорилось, что человек нравится.
“Одноклассницей Жени была Катя Мартазова, - рассказывает Вера. - Скромная, симпатичная девушка. Женя ей нравился с первого дня приезда. У меня с Катей были дружеские отношения. И вот вскоре мы с ней, а так же Женя и его товарищ, одноклассник Миша Глухов образовали тесную компанию. Постоянно встречались в школе, по общественным и комсомольским делам.
Иногда Катя приглашала нас к себе в гости. У нее был патефон. Мы заводили его, танцевали. Я учила Женю танцевать, а Катя - Мишу. Обстановка всегда была веселая, непринужденная. Мы чувствовали себя свободно. Женя становился более откровенным и душевным в чувствах к нам, в проявлении своих увлечений поэзией, романтикой. С жаром читал стихи, больше Лермонтова, шутил, рассуждал обо всем, что его волновало. Многое находило отклик в моем сознании, и мы с Женей невольно чувствовали все большую общность взглядов и интересов. Не знаю, как получилось, но через некоторое время мы уже чувствовали тягу друг к другу. И хотя у меня к обоим мальчикам Жене и Мише - были самые добрые отношения, я уловила, что к Евгению моя душа лежит по-особому. Да и он был ко мне неравнодушен, хотя никаких объяснений в любви не было.
Только однажды, после того, как я 10 дней не была в школе из-за болезни, Женя, встретив меня, серьезно произнес: я получил по истории “четверку”. Потому что ничто в голову не шло, все думал о тебе. Да и вообще, тогда на переменах он все-время стремился встретиться со мной, находил какие-то общие дела, всегда улыбался и откровенно сожалел, когда раздавался звонок.
Стали встречаться мы не только в компаниях, но и вдвоем. Особенно нравилось кататься на лыжах по лесным дорожкам. Даже нашли две любимые березки. К одной становился Женя, к другой - я. Мы называли эти березки своими друзьями и даже разговаривали с ними. Это время было самое счастливое в наших отношениях.
Иногда я приглашала Женю и Катю с Мишей к себе домой, в деревню Б. Березник. Я с родителями жила там на квартире, занимали мы небольшую комнатку. Она была вся в цветах, разводили которые мои родители. Женя всегда восхищался и любовался цветами.
Мои гости пили чай с печеньем. Это было единственным угощением. О вине и курении никто и понятия не имел”.
Наступило лето 1940 года. Для Евгения и его одноклассников пришла пора знаменательная, торжественная и немного грустная. Закончена учеба в 10 классе, хорошо сданы выпускные экзамены: из 26 учащихся семеро получили аттестат отличника. И у всех впереди теперь разные жизненные дороги.
Зачислен курсантом
Новая пора жизни. Школа позади. Вчерашние десятиклассники чувствовали себя совсем другими, по-настоящему взрослыми. У всех начинались дороги самостоятельности: проба сил и возможностей, вступление в будущую трудовую деятельность, первые шаги освоения профессии.
Евгений Францев увлеченно стремился к своей мечте. Получив аттестат отличника, он вместе с Михаилом Глуховым поехал в город Николаев. Там они подали заявление на учебу в Военно-Морское авиационное училище им. Леваневского. И вот ответ: оба зачислены курсантами.
Радости юношей не было границ. И они не без гордости возвращались в Чернушку - до начала занятий еще было далеко, и их отпустили домой.
Однако в родном поселке было уже не так весело и интересно, как прежде. Занятия в школе ушли в прошлое. Многие друзья и знакомые разъехались. Грустнее всего для Евгения было, пожалуй, отсутствие Веры Плехановой. Судя по письмам к ней, Евгения влекло к девушке чувство большее, чем дружеское. Ведь вскоре одно из посланий к ней он начал словами: “Вера! Я тебя люблю!”.
Деятельная натура парня не позволяла ему проводить время просто так, и он пошел “поработать” в библиотеку клуба железнодорожников. “Сейчас я вполне свыкся с обстановкой, - пишет он Вере, - занялся переинвентаризацией библиотеки, составляю новый каталог, все переписываю и привожу в порядок, чтобы не зря получать деньги (правда, я об этом меньше всего думаю). Главное, нашел дело и решил его довести до конца. А 2,5 тысячи книг привести в порядок - надо время. Целые дни занят, часов по 10-12 другой раз и поэтому мало куда хожу. Да и желания нет. А то соберешься иной раз в клуб - там, кроме ''артистов”, ни души. И плетешься домой”.
Когда же начался учебный год в школе, Евгений нередко посещал ее. Это видно по одному из писем Вере. “'И знаешь, мне просто неудобно писать о том, что новый директор и завуч взялись (как будто соревнуются кто лучше) меня хвалить. На всех собраниях. И было бы за что..”.
Конечно же, Женя здесь скромничает. Хвалить его, ставить в пример младшим было за что. Это подтверждает и такой факт: 6 июля того же года его приняли кандидатом в члены ВКП (б), что было большой редкостью для юноши, только что закончившего десятилетку и еще нигде не работавшего. В связи с этим событием стоит
отметить один момент, который дает возможность всестороннее увидеть характер Евгения. При разборе его заявления о приеме в кандидаты на общем партсобрании станции Чернушка выступивший коммунист Купцов заявил: “ Товарищ Францев - парень хороший. Отлично учится. Всегда выполняет поручения комсомола и профсоюза. Вот только есть один недостаток - проскальзывает кичливость и зазнайство. Думаю, учтет и исправится”.
Были ли на самом деле эти черточки в натуре Евгения? Судя по всему, едва ли. Скорее всего кичливостью и зазнайством могли показаться уверенность и принципиальность Евгения, его упорство во всех делах и широкие знания, которые он не стеснялся демонстрировать.
Наступила осень. В школах, институтах начались занятия. Евгению не терпится тоже вступить на стезю познания своей профессии. Завершив работу в библиотеке, он решает поехать в Москву, погостить у старшей сестры Юли. Тем более, что мать и отец тоже отправились к ней.
В начале октября Евгений приезжает в Москву. Несколько дней гостит у старшей сестры, а затем едет в Калинин (ныне Тверь), ко второй сестре. Людмиле, которая учится в Калининском пединституте. Праздничные дни Октябрьской революции проводит в кругу сестер, зятя и его родных.
“Растянули на пять дней. - пишет он потом Вере. - Было весело. Глушили шампанское, вино, водку. Ну, эту я еще не полюбил и вряд ли когда-либо полюблю.
В Москве и Калинине ходил в кино. Смотрел “Музыкальную историю'' и ''Светлый путь”'. Замечательные фильмы, но свои соображения оставлю при себе. Был и на концертах, на одном в Москве, в государственной филармонии. Вообще время провел неплохо. Это не значит, что я забыл задание. Не забыл, но и не выполнил. Конверты-то купил (покупали их вчетвером, а дают всего по 3 в руки), да отослать не сумел. Теперь они только мешаются в чемодане”.
А 13 октября Евгений перешагнул порог ВМАУ им. Леваневского и стал курсантом.
“Мы все уже в форме, - сообщает он Вере в письме от 14 декабря. - И на вид все одинаковые.
Если бы ты вошла сюда, вряд ли кого-нибудь узнала. Хотя, конечно, знакомы тебе только двое.
А теперь буду один я, так как Мишу переводят в Ейск. Всего туда отправляют человек двести”.
Из истории военно-морских училищ
Жизнь Ейского ВМАУ началась в середине июля 1931 года. На окраине городка, вдоль берегов лимана и Таганрогского залива, стали строиться корпуса аэродромных служб и технических баз, учебные и жилые здания. Просторы кубанских степей и плоские берега залива были очень подходящими как для учебных занятий, так и расположения аэродромов и стоянок гидросамолетов.
Прежде школа морских летчиков находилась в Самаре. Создана была в 1919 году. Но место для нее оказалось неудобным. Отрицательно влияли резкие погодные изменения, не хватало для занятий солнечных дней. Зимой Волга сковывалась льдом, а летом мешало оживленное плавание по ней водного транспорта.
После долгих поисков было принято решение перевести школу под Севастополь. С марта 1922 года она начинает свою новую жизнь в 15 километрах от этого города, на берегу незамерзающей Круглой бухты. Здесь были старые ангары, жилые помещения, бетонная площадка для спуска на воду гидросамолетов и даже дачи, которые приспособили под общежития курсантов и квартиры командного состава. Из Самары же привезли всего три гидросамолета М-5 и один М-9. Причем, до крайности, изношенные.
Однако, худо или бедно, но школа начала действовать, и через год, 31 мая ей присвоили новое наименование - Высшая школа красных морских летчиков. К этому времени значительно расширилась теоретическая программа. Установлен постоянный срок обучения - полтора года. А 1926 год ознаменовался первым выпуском. Восемнадцать молодцев получили диплом морского летчика. Среди них - ставшие всемирно известными - С. Леваневский и И. Доронин.
К концу 1930 года школа полностью сформировалась как военное учебное заведение. В ее стенах приступают к подготовке также и авиационных техников. Летчики колесных машин обучаются еще и мастерству вождения гидросамолетов. Заведение теперь именуется школой морских летчиков и летчиков-наблюдателей.
Возникает необходимость формирования нескольких учебных эскадрилий. И тут встает вопрос: где их размещать? В Севастопольской бухте невозможно, так как здесь основная стоянка Черноморского флота. К тому же где-то нужно создавать еще и сеть сухопутных аэродромов.
И вот тогда было определено новое место базирования школы, как уже было сказано выше - в районе Ейска.
... Тихую жизнь приморского городка наполнил шум прилетающих самолетов, появление множества летчиков и курсантов. Все это вызвало у жителей небывалое оживление и большой интерес. Говорили всякое, но едва ли предполагали, что многие из ейчан свяжут свою судьбу со школой морских летчиков, которая бросает “якорь” здесь, на северном крае кубанских степей.
Вскоре начало развертываться строительство. А пока городские власти выделили для школы лучшие здания. Местный курорт передал один из корпусов под учебные помещения. Жители Ейска сдавали квартиры семьям преподавателей и специалистов летного и технического составов.
Техническая база школы постепенно усиливается, поступают новые машины. Формируются и новые эскадрильи.
1 августа 1934 года школа дала ВВС первый отряд штурманов широкого профиля. А со временем Ейская школа, превратившись в монолитный творческий коллектив, стала широкопрофильным летно-техническим учебным заведением. Здесь стали готовиться пилоты на различные типы самолетов, штурманы и техники, радиоавиационные специалисты. Школа стала соответствовать рангу училища, то есть высшего военно-учебного заведения.
И 20 апреля 1937 года издается приказ народного комиссара обороны СССР о переименовании школы в военно-морское авиационное училище. Одновременно оно передается в подчинение командования Военно-морского флота.
К этому времени, помимо Ейского училища, летные и технические кадры для авиации ВМФ готовились в Военно-морском училище имени Леваневского. Оно было сформировано в 1937 году из школы морских летчиков полярной авиации Главсевер-морфлота и Пермского авиатехнического училища и находилось, как мы уже знаем, в городе Николаеве.