Профессор Бэрроуз Данэм — один из видных прогрессивных философов современной Америки. Своими многочисленными трудами он снискал себе мировую известность.

Б. Данэм отличается огромной эрудицией и глубиной проникновения в предмет своего исследования. Он обладает той непосредственностью, которая дает возможность открывать в вещах то, что в них есть на самом деле, не заслоняя реальность никакими традиционными условностями. Умение отличать подлинные явления от их рационализированного истолкования и оказывать предпочтение конкретным фактам перед абстрактными рассуждениями принесло ему известность правдивого и объективного исследователя.

Основное внимание Данэма направлено на общественно-политические проблемы. Не будучи марксистом, он все же симпатизирует марксистскому учению и иногда для подтверждения своих взглядов ссылается на авторитет Маркса и Энгельса. Он не просто борется за расширение знания ради знания, а стремится к воплощению его в жизнь. Идеи и соответствующие им действия нужны ему как средства для улучшения жизни людей. С этой целью он исследует соотношение философии и практической деятельности, выясняя при этом, каким образом философия может стать практически полезной наукой. Именно таким предстает перед нами Данэм в своих замечательных книгах “Человек против мифов”, “Гигант в цепях”, “Мыслители и казначеи” и др., в которых он значительное место отводит теории познания, этике и эстетике.

Как ученый, писатель, проводник прогрессивных идей, свое призвание Данэм находит в сфере человеческих отношений, а это определяет его интерес и к истории, и к современному миру. Жизненными идеалами этого философа являются человечность и гуманизм, выгодно отличающие его от большинства буржуазных ученых. Его идеи справедливо находятся в центре внимания общественности современного прогрессивного мира.

Б. Данэм родился в 1905 году. До 1953 года он был профессором Темпльского университета в Филадельфии. В 1947 году издал книгу “Человек против мифов”, которая переведена на русский язык и выпущена в свет в 1961 году. В 1953 году он опубликовал новую книгу под названием “Гигант в цепях”, в которой отстаивает мысль о том, что философия должна быть теорией освобождения человечества. Апологеты американской буржуазии объявили эту книгу марксистским произведением. Было назначено следствие по обвинению ее автора в антиамериканской деятельности. После того как Данэм отказался отвечать на вопросы комиссии Маккарти, он был обвинен в неуважении к конгрессу и отстранен от преподавательской деятельности в университете. В предисловии к книге “Мыслители и казначеи” Данэм так пишет по этому поводу:

“Сама по себе вся эта история была достаточно неприятной, но последствия ее оказались не столь уж роковыми. Даже наоборот: когда она началась, я был робким университетским преподавателем, когда кончилась — я осознал свое человеческое достоинство. Это также оказало положительное влияние на формирование моего мировоззрения. Некоторые явления, которые я стремился понять, но понимал лишь смутно, например влияние государства на развитие философии и власть денег над мыслями и словами людей, теперь предстали передо мною с предельной отчетливостью и ясностью”.

Кстати заметим, что “демократические” правители Америки и по сей день не дают Б. Данэму возможности работать в университетах, и только прогрессивные студенческие общества периодически приглашают знаменитого профессора читать курс лекций.

В нашей стране книга “Гигант в цепях” была издана в 1958 году. Содержащиеся в ней прогрессивные идеи и критика идеалистических направлений современной англо-американской философии не могли не привлечь к себе внимания советского читателя.

В 1959 году по приглашению Академии наук СССР Б. Данэм находился некоторое время в Советском Союзе и прочитал здесь ряд лекций в Институте философии АН СССР и в Московском Государственном университете им. Ломоносова.

Публикуемая нами с некоторыми сокращениями книга Б. Данэма “Герои и еретики” была издана в Нью-Йорке в 1964 году. В ней автор рассматривает историю западной мысли в политическом аспекте. Книга насыщена большим фактическим материалом и написана с исключительным подъемом, весьма живо и интересно. Автор увлекает читателя необычностью трактовки некоторых фактов, своеобразием их освещения, учит видеть в них не замеченные ранее стороны и тенденции. Книга охватывает огромный период человеческой истории — от времен античности до наших дней. Она представляет собой не строго историческое исследование, а скорее серию очерков, для которых объединяющей проблемой является теснейшая связь истории идей с политической историей.

Излагая политическую историю западной мысли как историю религиозного и политического нонконформизма, автор на большом материале показывает, что тем людям, которые придерживались господствующих идей, легче было достигнуть успеха в жизни, чем тем, которые не были согласны с этими идеями или церковными установлениями. “Попытки некоторых лиц утверждать то, что есть на самом деле, наталкиваются на стремление администраторов сохранить единство в своих организациях. Когда возникают такие коллизии, ученый вынужден свою преданность истине противопоставлять авторитету руководителя”. Судьбы таких мыслителей на протяжении всей истории антагонистических обществ выглядели и выглядят плачевно. “В начале 50-х годов XX века многие американцы лично познакомились с такими фактами” (стр. 23—24 настоящего издания),—пишет Б. Данэм, который и сам был уволен из университета за свои взгляды.

Структура книги довольно своеобразна: Данэм не придерживается строгой логики изложения, и поэтому книга страдает некоторой противоречивостью. Охватывая громадное количество исторических событий, автор не всегда оказывается в состоянии одинаково глубоко анализировать все рассматриваемые темы, вследствие чего отдельные его утверждения, естественно, вызывают у читателя недоумение и даже серьезные возражения.

В целом книга “Герои и еретики” представляет собой систему доказательств основной идеи автора: история человеческого общества есть непрерывный процесс борьбы между ортодоксальностью и ересью. Это, по мнению Данэма, есть главное, определяющее положение для всех политических и идеологических процессов истории. На самом же деле борьба между ортодоксальными и еретическими направлениями, борьба против официальной религиозной доктрины является лишь одной из сторон развития общественной мысли.

Термин “ересь” Данэм трактует довольно широко: по его мнению, ереси — это идеи, которые подрывают существующий общественный строй тем, что изменяют или грозят изменить распределение власти внутри общества. В этом определении понятию “ересь” придается универсальное значение. Из сферы религии это понятие переходит в сферу всех идеологических форм. Правда, в древнегреческом языке термин “ересь” применялся для обозначения отколовшихся от господствующих теорий философских и религиозных учении. Но в средние века, когда христианская церковь выступала в качестве наиболее общего синтеза и санкции существующего феодального строя, еретическими объявлялись те течения, которые были враждебными или оппозиционными по отношению к официальной религии.

“...все выраженные в общей форме нападки на феодализм и прежде всего нападки на церковь, все революционные — социальные и политические — доктрины,— писал Ф. Энгельс в работе “Крестьянская война в Германии”,— должны были по преимуществу представлять из себя одновременно и богословские ереси” (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 7, стр. 361.).

Конечно, в истории средневековья значение еретических движений было весьма велико; в подрыве феодализма они сыграли довольно существенную роль, отражая классовое стремление народных масс. Но с конца XVIII века революционное движение уже “...совершенно сбросило с себя религиозные одежды и... борьба была проведена на открыто политической почве” (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 22, стр. 311.). Поэтому нам кажется неправомерным такое толкование понятия “ересь”, какое дает ему Данэм. Обычно это понятие применяется для характеристики определенного направления в истории борьбы церкви с оппозиционными идеями. Безусловно, каждый автор вправе по-своему толковать те или иные понятия, но столь расширенное толкование “ереси” Данэмом привело его к тому, что он даже учение Маркса и Энгельса рассматривает как один из видов еретического направления. Мы не можем согласиться с Данэмом, когда он марксизм, явившийся величайшим революционным переворотом в философии, в общем приравнивает по историческому значению к “ересям”.

Рассматривая взгляды Канта (в главе “Движение, жизнь и диалектика”), Данэм приходит к выводу, что благодаря ему “между наукой и теологией было достигнуто великое перемирие” (стр. 441). Здесь автор явно преувеличивает значение этой примиренческой позиции Канта. Не умаляя заслуг этого немецкого мыслителя в истории философии, необходимо заметить, что Данэм восхваляет в своей книге одно из самых слабых его положений, на которое справедливо указывал В. И. Ленин, писавший, что Кант ограничил знание, чтобы дать место религиозной вере.

Данэм правильно оценивает тот вклад, который внесла эволюционная теория Дарвина в дело прогресса науки. Учение Дарвина, говорит он, значительно ослабило связь человека и бога: “Наследие Христа, завещанное апостолу Петру, и все канонизированное учение церкви было в один миг обесценено камнями и окаменелостями” (стр. 449).

Причиной появления эволюционной теории автор считает диалектическую логику. Что же касается формальной логики, то она, по его мнению, лежала в основе теологических вглядов. Когда разгорелись споры вокруг Дарвина и Маркса, пишет Данэм, “представители духовенства казались ограниченными ретроградами, но истинным виновником... была древняя логика” (стр. 447).

Излагая марксистское учение, правда, несколько схематично и поверхностно, Б. Данэм правильно отмечает, что для капиталистов нет ничего более “еретического” в мировоззрении Маркса, чем его учение о диктатуре пролетариата. В этом, замечает он, кроется причина той “огромной стены карательного законодательства”, которая окружила это учение (стр. 460). В качестве конкретного исторического примера осуществления идей диктатуры пролетариата автор справедливо указывает на Парижскую коммуну. Однако, говоря о связи между империалистическими войнами и пролетарскими революциями, он односторонне усматривает в войнах основную причину возникновения в разных странах диктатуры пролетариата. “Коммуна,— заявляет он,— выросла из поражения Франции... первая мировая война породила социализм в России... вторая мировая война породила социализм и в ряде других стран” (стр. 461—462). Действительно, обе империалистические войны способствовали отпадению отдельных стран от системы капитализма, но причинами социалистических революций были не войны, а назревшая историческая необходимость, вызванная внутренними противоречиями в этих странах.

Б. Данэм считает себя прямым последователем Дарси, под влиянием которого, по его словам, он воспринял ту точку зрения, что история представляет собой движение и борьбу народных масс. Однако эти массы в его книге представляют в классовом отношении довольно неопределенный социальный фон, на котором действуют отдельные личности. При этом личность у автора выступает нередко как независимая от общественной среды. Анализируя диалектические взаимоотношения человека и общества в главе “Человек и организация”, автор пишет о влиянии людей на совершенствование исторического процесса и, наоборот, о совершенствовании людей под воздействием исторического процесса. Вместе с тем он дает анализ существа конфликта между обществом и индивидом, в качестве которого выступает творчески мыслящая личность. В целом же Данэм рассматривает исторические явления с материалистической точки зрения.

По мнению Данэма, история философии находится в тесной связи с интересами различных группировок и с политической жизнью общества. В этом смысле следует понимать его несколько категоричное высказывание о том, что “достоверной историей философии может быть именно политическая ее история” (стр. 30). При этом всю политическую историю автор пытается вложить в понятия “ортодоксальность” и “ересь”, рассматривая эти понятия в их изменении, движении и показывая, как они при определенных условиях превращаются в свои противоположности. В этом вопросе автор вплотную подходит к диалектическому материализму. Однако он не придает существенного значения вопросу истинности ортодоксальных и еретических воззрений. Примером этого служит данное им в первой главе определение ортодоксальности и еретичности: “Доктрина ортодоксальна в том случае, если она способствует единству организации, и еретична — если подрывает его” (стр. 35). Вместе с тем Данэм, противореча себе, считает признаком исторического прогресса преобладание идеи истинности (которую он все-таки не отождествляет с ересью) над идеей ортодоксальности.

Б. Данэм неоднократно высказывает мысль о необходимости установления гармонического общественного строя, но не указывает реальных путей для достижения этих целей. Создается впечатление, что достичь “мира на земле” можно лишь с помощью осознания политической историка как борьбы ереси и ортодоксальности. Взаимоотношение религии и культуры является сложной проблемой, вызывающей споры не только между атеистами и богословами, но и среди самих атеистов. Позиции современного богословия совершенно определенны: они сводятся к доказательству тезиса о благотворном влиянии религии, особенно христианства, на развитие истории человечества.

Среди высказываний атеистов можно выделить две крайние точки зрения: одни утверждают, что религия в определенные моменты истории и в определенных отношениях играла и может играть положительную роль в развитии культуры; другие считают, что религия всегда и везде была реакционным явлением, несовместимым с культурным прогрессом. На наш взгляд, обе эти точки зрения в силу абстрактной постановки самой проблемы не позволяют вскрыть действительного соотношения религии и культуры.

В этой связи небезынтересно отметить своеобразное отношение Б. Данэма к христианству. Вопрос об истории христианства он исследует с большим налетом идеализации. Б. Данэм допускает, что Иисус был исторической личностью. “С исторической точки зрения,— говорит он,— я могу рассматривать Иисуса Христа только как человека, а отнюдь не как бога” (стр. 66). Иисус рассматривается им как основатель христианства, а Павел — как человек, распространивший в несколько измененном виде идеи Христа. Здесь автор отходит от исследования как общественных отношений, так и тех идейных концепций, которые обусловили возникновение христианства. Он рассматривает Христа не только как религиозного реформатора, но и как революционера, деятельность которого была направлена против рабовладельческой Римской империи. Иисус Христос, согласно Данэму, был вождем, возглавившим борьбу вооруженного народа в период национально-освободительного движения. “Тайную вечерю” автор рассматривает как собрание группы революционеров, ужинающих накануне восстания, а слова Христа, обращенные к ученикам: “Один из вас предаст меня”,— как предвидение, что один из учеников должен быть тайным агентом властей. Подобных переосмыслений Евангелия у Данэма довольно много. Евангелие воспринимается им, по существу, как революционный документ, а христианские идеи — как несущие в себе лучшие чаяния человечества. Ф. Энгельс справедливо указывал, что “если немногие места из библии и могут быть истолкованы в пользу коммунизма, то весь дух её учения, однако, совершенно враждебен ему, как и всякому разумному начинанию” (К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 1, стр. 533. 12). Идеи христианства для Данэма это “высокие моральные принципы и широкие социальные идеалы” (стр. 73). Можно сказать, что в идеализации христианства автор идет в ногу с современными религиозными модернистами. “В XX веке,— говорит он,— христианство все еще сохраняет свой революционный пламень...” (там же).

Здесь сказывается одна из особенностей концепции Данэма — его склонность к объяснению тех или иных явлений психологическими причинами. Так, причину “триумфа проповедников христианства” он усматривает вслед за Павлом во всеобщности внутренней борьбы “совести против грубого инстинкта” (стр. 76).

Автор утверждает, что учение Христа было ересью по отношению к идеологии рабовладельческой Римской империи. Но как можно обойти тот известный факт, что христианство на протяжении веков было “доктриной организации”— католической церкви? По этому поводу он выдвигает соображение, согласно которому истинное учение Христа-революционера было искажено апостолом Павлом. Это он придал Христу черты бога и направил людей от активности в политике к активности в вере, от революционной борьбы к нравственному совершенствованию человека. Тем самым Павел стал виновником превращения христианской ереси в ортодоксальное учение. Этому процессу посвящена глава IV —“Как создавалась ортодоксальность”. Здесь автор показывает переход ереси в ортодоксию, “от демократического учения... к авторитарной доктрине, от общинного самоуправления — к теократии, от неудовлетворенности “здешним” миром — к контролю над правителями этого мира, от гонений со стороны других — к покровительству им” (стр. 87).

В главе IV также немало положений, с которыми мы не можем согласиться. Они вызваны нечеткостью, расплывчатостью идейной концепции Данэма, отсутствием ясного марксистского подхода к проблемам истории. Таково, например, утверждение, будто “христианская церковь крепла, опираясь на любовь, в то время как Римская империя приходила в упадок из-за своей жестокости, пока наконец не возникла эта удивительная смесь жестокости и любви” (стр. 85). Или другое положение: христианская “борьба между доктринами компромиссного характера и доктринами, требующими решительных перемен”, “никогда (?) не завершится” (стр. 86).

Не выдерживает научной критики и заявление Данэма о том, что планы отцов церкви “предопределили, и, пожалуй, к лучшему, а не к худшему, жизнь всех последующих поколений” (стр. 91), или тезис, будто христианство является носителем революции (стр. 101).

На самом деле планы отцов церкви не могли предопределить лучшую жизнь последующих поколений, потому что будущее христианства почти никогда не оказывалось будущим реальных исторических битв, а, как правило, выступало трансцендентным будущим индивидуального “спасения”, ибо вера всегда оказывалась орудием в руках господствующего класса. Тем более, говоря словами Данэма, когда христианство стало официальной религией Рима, оно сделалось ортодоксией и на протяжении многих веков господствовало над всей духовной жизнью общества. Правда, возникали многочисленные попытки разорвать узы этой ортодоксальной догматики, ибо внутри господствующей религиозной идеологии наряду с ложными отражениями действительности происходит развитие элементов радикального мировоззрения. Эти позитивные еретические мысли тем и отличались от ортодоксального христианства, что ориентировали не на загробный мир, а на земную жизнь. Они же действовали в качестве стимулов в революционных крестьянских движениях, а не христианская идеология, которую Данэм считает носителем революционных тенденций, ф. Энгельс, исходя из тщательного анализа социальных отношений и из состояния дел в области идеологии, в работе “Крестьянская война в Германии” показал, почему Мюнцер, “гениально предвосхитив” неосуществимые в то время чаяния будущего пролетариата, должен был именно по этой причине отразить и пропагандировать эти чаяния в форме религиозного мессианства.

В главе VI автор освещает вопрос о значении свободы воли для судьбы христианской церкви, которая может считать открытие этой проблемы своим достижением, так как древних людей она “никогда не заботила”.

Рассматривая теологические проблемы природы Христа, споры между Феофилом и Златоустом, Кириллом и Несторием, Диоскором_ и Флавианом, которые привели к выработке ортодоксальной доктрины о двойственной природе “в одном лице”, Данэм усматривает в этом объединение церковью в одном лице исторического Иисуса-революционера и мистического Христа — воплощенного бога (стр. 177). В действительности же никакой революционной тенденции в этих схоластических спорах не было.

В главе “Лисенята, которые портят виноградники” Б. Данэм излагает историю борьбы еретиков (“лисенят”) с церковью — от Абеляра и Иоанна С. Эриугена до Франциска Ассизского. Здесь автор подробно рассматривает ересь низших, непривилегированных слоев населения. В основном это катары (богомилы, патарины, тиссераны, вальденсы), в идеологии которых он справедливо усматривает “голос протестантства”.

Автор правильно акцентирует внимание на том, что идеалы, выдвигаемые низшими слоями средневекового общества, носили радикальный характер. Требование “моральной чистоты”, “добродетельности”, “преданности”, “праведности”, выдвигаемое катарами, он считает идеалом, “который, надо надеяться, мы увидим в действии при каком-то отдаленном и прекрасном социальном строе” (стр. 220).

Излагая борьбу протестантов против церковного учения (в главе “Петр Пахарь и его плуги”), Данэм связывает ее с “борьбой слабых против власть имущих” (стр. 237). Однако он считает христианское учение и эксплуататорский строй несовместимыми, и в связи с этим протестантство рассматривается им как борьба за возвращение к первоначальному христианству. Отсутствие строго классового анализа происхождения протестантства привело автора к тому, что это историческое явление сведено им к борьбе отдельных личностей с церковной организацией. Вся история протестантства сводится к борьбе за Библию.

Ярким примером чистой ереси Данэм называет свободомыслие Жанны д'Арк, ибо здесь, говорит он, рядовой человек бросает вызов своему жестокому руководству. Однако борьбу этой героини за свободомыслие и спасение своей страны автор сводит по существу к борьбе между инквизицией и самой Жанной. Кстати, понятие “инквизитор” Данэм трактует вне исторических условий, “...инквизитор прежде всего — самый гнусный садист. Его привлекает возможность причинять людям зло таким образом, чтобы можно было самому наблюдать, как это зло терзает жертву” (стр. 273). Это чисто психологический подход к политической организации; социальная природа инквизиции и ее исторический характер здесь не раскрываются.

Б. Данэм субъективно подходит к многим историческим фактам и лицам. Он большое значение придает одним фактам и не касается других, не менее важных. Так, личностью, в которой в наибольшей мере отразилась сущность Возрождения, по Данэму, является Боттичелли. При этом он оставляет в стороне тех философов и художников Возрождения, без которых понятие “Возрождение” немыслимо — Микеланджело, Леонардо да Винчи, Лорен-цо Балла и др.

Справедливо рассматривая эпоху Возрождения как начало освобождения человека из-под власти религии, автор вместе с тем утверждает, например, что “никто из людей того времени не был так предан идеям Возрождения, как папы, кардиналы и прочее высшее духовенство” (стр. 298). Исторически неопровержим факт, что религиозная идеология была враждебна идеям Возрождения. Но религиозные организации, их руководители и отдельные представители духовенства могли занимать иную позицию по отношению к Возрождению. Дело в том, что религиозные организации, как и любые другие социальные институты, руководствуются в своей деятельности не только и не столько религиозной идеологией, сколько конкретными социально-политическими интересами. В тех случаях, когда они начинают действовать в соответствии с духом религиозной идеологии, они выступают инициаторами гонений на науку и ученых, против нецерковного искусства и литературы, защищают и освещают социальное, духовное и национальное рабство. Но под влиянием социальных условий в определенные моменты истории некоторые представители духовенства могли занимать прогрессивную позицию.

Конечно, нельзя игнорировать значение и личных качеств, интересов этих представителей духовенства. Например, кардинал римской католической церкви Николай Кузанский стоял в ряду известных гуманистов эпохи Возрождения. Роль Кузанского как гуманиста и родоначальника итальянской натурфилософии была прогрессивной. Или каноник Николай Коперник, который, несмотря на свою принадлежность к духовному сословию, сумел бросить вызов церковному авторитету в вопросах веры.

Национальные религиозные организации также могли выступать и нередко выступали в роли выразителей национально-освободительных интересов народа. Можно найти и многие другие примеры прогрессивной деятельности религиозных организаций: составление летописей, покровительство отдельным скульпторам и живописцам, научные открытия, сделанные представителями религиозных организаций, борьба за мир, которую ведут теперь многие религиозные объединения, и т. п. Но в целом религия была и остается враждебной общественному прогрессу.

Глава “Наука как ересь” посвящена Копернику, Бруно и Декарту, учение которых сильно подорвало позиции религии. Здесь верно характеризуется деятельность великих мыслителей и их роль в истории борьбы с церковью, значение пантеизма для выработки материалистического мировоззрения. Однако в главе есть и такие положения, с которыми мы не можем согласиться. Это прежде всего идеализация религии. Постоянным вкладом религии в культуру человека, говорит автор, явилось сознание того, что “есть какие-то ценности, к которым требуется подходить серьезно... наука может стать религией, то есть ценностью, к которой следует относиться благоговейно” (стр. 330—331).

Будучи в определенные периоды истории господствующей идеологией, религия оказывала влияние на развитие культуры. Но при определении характера этого влияния следует различать религиозную идеологию и религиозные организации, ибо роль их в обществе может быть различной.

Религиозная идеология представляет собой фантастическое, извращенное отражение действительности. R ее содержании можно выделить два момента: во-первых. представление о сверхъестественных силах как специфическую особенность религиозной идеологии и, во-вторых, выработанные человечеством в процессе освоения действительности естественнонаучные представления, социальные принципы, нормы нравственности, те или иные исторические факты, в той или иной степени вовлеченные в сферу религиозного сознания. Подчиненное положение этой второй стороны религиозной идеологии по отношению к учению о сверхъестественном подчеркивается самими богословами. Но эта вторая сторона выполняет роль мнимого связующего звена между вымышленным сверхъестественным миром и реальным, земным миром.

Наличие этих элементов в религиозной идеологии позволяет некоторым мыслителям говорить о практической ценности религии. Эти элементы обусловливают и то, что верующие находят в религиозных поучениях такие нормативные предписания, которые имеют ценность в их деятельности.

Не может быть и речи о каком-то положительном влиянии религиозного учения о сверхъестественном на науку и мораль. Можно говорить, видимо, лишь о тех заимствованных религией из реальной жизни нравственных нормах и отдельных исторически достоверных фактах, которые имеются в “священных” книгах. Но ведь своим возникновением они обязаны не религии, а истории человечества; религия же извратила их смысл, она объявила вечными и неизменными исторически обусловленный уровень представлений о природе, обществе и обусловленные эпохой нормы морали. Эти положения представлялись человеку как предписания бога, и ценность их усматривалась не в их реальной значимости для общества, а в их якобы способности служить средством личного “спасения”. В равной степени это относится и к отдельным политическим, правовым идеям.

Философские взгляды Спинозы, Гоббса и Локка Данэм связывает с их борьбой за подлинно научное объяснение мира, считая их выражением дальнейшего процесса “опровержения религиозной метафоры” (стр. 367). Однако нельзя согласиться, например, с утверждением автора о том, будто Спиноза предвосхищает Фрейда.

Гоббса Данэм характеризует как одного из провозвестников терпимости, благодаря которой становится возможным “сдерживать брожение умов в ученом мире” (стр. 385); Локка он считает “сторонником золотой середины” (стр. 388). Признавая, что Локк был деистом, автор оценивает его роль в борьбе с теологией весьма высоко, ставя его рядом со Спинозой и Гоббсом и подчеркивая его материалистический сенсуализм. На основе анализа философских взглядов перечисленных мыслителей Данэм приходит к выводу, что теологический взгляд на мир с помощью чувственного опыта, логики и математики был разоблачен как фантазия, ошибочно принятая за науку. Скептицизм, начало которому, согласно Данэму, положено Локком и который был развит впоследствии Бейлем, способствовал разрушению теологических доктрин, но он был в основном негативным. Первым положительным результатом борьбы науки против теологии, по его мнению, была “Энциклопедия”, разъясняющая людям значение науки, происхождение политической власти и т. д. Поэтому начало просвещения автор связывает именно с “Энциклопедией”. Правда, понятие “Просвещение” он трактует более широко, чем принято в историографии. Для Данэма Просвещение означает эпоху торжества разума над религиозными доктринами.

Глава XV — “Просторные небеса”— посвящена истории США. Данэм с любовью относится к своей стране и нации. Он пытается быть объективным: критикует отрицательные стороны жизни современной Америки — антикоммунизм, нетерпимость к свободомыслию. Вместе с тем автор многое здесь идеализирует. Подменяя классовую борьбу некой борьбой ортодоксии и ереси, он под этим углом зрения рассматривает и всю историю Америки. Первых переселенцев Данэм считает еретиками, отколовшимися от церковной организации в Англии. Потеряв веру в совершенство официальной доктрины, переселенцы стремились создать свою собственную, новую церковь. Следовательно, переселение в Америку он объясняет не определенным этапом развития капитализма, процессом накопления капитала, а указом церковной общины. Религия как духовное орудие, конечно, играла определенную роль, но в основе этого переселения лежит объективная историческая закономерность, вызванная развитием капитализма.

Описывая, войну Севера и Юга, Данэм большое внимание уделяет Линкольну, который представляется ему образцом политического руководителя. Этому идеалу руководителя автор противопоставляет известного борца против рабовладения Джона Брауна. Браун, говорит он, “почти полностью ошибся в определении исторической обстановки” (стр. 496). С таким суждением нельзя согласиться, ибо деятельность Брауна послужила толчком для широкого движения рабов в США. К. Маркс по этому поводу писал Ф. Энгельсу в I860 году: “...величайшие события в мире в настоящее время — это, с одной стороны, американское движение рабов, начавшееся со смерти Брауна, и, с другой стороны,— движение рабов в России” (К. Марке и Ф. Энгельс, Соч., т. 30, стр. 4).

Данэм пишет, что марксистские взгляды, выражающие интересы пролетариата, для капиталистов “постоянно будут “самыми главными” ересями, непревзойденными по своей дерзости, грехом против самого святого духа” (стр. 498).

Он сочувственно, с симпатией относится к “марксистской ереси”, хотя и не разделяет ее целиком. Социализм Данэм считает тем общественным строем, который имеет большие перспективы. Автор приходит к справедливому выводу, что привлекательность этого строя для новых стран совершенно очевидна (стр. 464) и что эти страны не имеют других способов создания независимой собственной экономики. Для своей страны он тоже желает социализма. США, по его мнению, являются единственной в мире страной, где социализм, если бы он был построен там, “создал бы в течение короткого срока изобилие и мир, которые он всегда сулил людям” (стр. 501).

В социализме Данэма привлекает гуманизм. Но оторванный от классовой борьбы пролетариата этот гуманизм приобретает у него абстрактный оттенок. Автор почти ничего не говорит о тех сложных исторических путях, классовых битвах, которые приведут к обществу, где не будет насилия над свободной мыслью человека. И в этом главная слабость Данэма: его слова о социализме нужно скорее назвать утопическими размышлениями о будущем человечества.

Говоря об основателе социалистической партии США Ю. Дебсе, автор считает его “самым значительным американским еретиком за последние сто лет”, обладавшим ясностью мысли и цели (стр. 500—501). Если вспомнить слова В. И. Ленина о том, что “Дебс — революционер, но без ясной теории, не марксист” (В.И.Ленин, Полн. собр. соч., т. 28, стр. 572.), а также тот факт, что в последние годы жизни Дебс склонялся к реформизму и отрицал необходимость диктатуры пролетариата, то станет совершенно ясно, что Данэм здесь во многом неправ.

Следует отметить, что в основном автор реалистически подходит к современной капиталистической действительности. С гневом пишет он о гонениях на “ересь”, которая в США заменена словами “антиамериканский”, “непатриотичный”, “подрывной” (стр. 498).

Б. Данэм показывает непрерывность развития свободомыслия и его борьбу против господствующих идей. Его книга в познавательном отношении имеет значительную ценность — она основана на огромном фактическом материале из истории борьбы идеологии и политики.